пятница, 18 декабря 2009
22:54
Доступ к записи ограничен
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 15 декабря 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Девять часов рано,
Восемь часов мало.
Где-то моя нежность
Спит на твоем плече.
Много часов - рана,
Сон невесом. Ала
Зорька. Любовь смежна
С острым углом ночей.
Боль на часах - полночь,
Страх на весах ниже.
Вот же моя радость -
Бантики в волосах.
Мне здесь нужна помощь,
Смесь облаков с рыжим
Солнцем. И рядом гладь - ось
Времени в небесах.
Восемь часов мало.
Где-то моя нежность
Спит на твоем плече.
Много часов - рана,
Сон невесом. Ала
Зорька. Любовь смежна
С острым углом ночей.
Боль на часах - полночь,
Страх на весах ниже.
Вот же моя радость -
Бантики в волосах.
Мне здесь нужна помощь,
Смесь облаков с рыжим
Солнцем. И рядом гладь - ось
Времени в небесах.
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
А мои замки для него что тяжелый груз,
А в глазах моих ни лазури, ни бирюзы.
Всё темно в глазах - одни говорят, что грусть,
Другие - что взгляд в себя и огонь застыл.
А как ему не застыть, моему огню,
Когда вечерами приходит ко мне тюрьма.
И кажется - выберусь, прутья тугие согну,
А прутья сжимаются, крепнут - не выйду сама.
А моя печаль что смешной болевой комок,
Просто взять и выбросить, главное - ухватить.
Его голос жив и тогда, когда он умолк -
Мои строчки затихнут раньше, чем я их пить,
То есть петь, закончу. Стихи мои что вода.
Утекут незаметно, ни строчки не различишь.
Не оставят повода, свода, суда, следа -
Ничего, что с водой рифмуется. Ты - простишь?
И твое прощение мне что на сердце тишь...
А в глазах моих ни лазури, ни бирюзы.
Всё темно в глазах - одни говорят, что грусть,
Другие - что взгляд в себя и огонь застыл.
А как ему не застыть, моему огню,
Когда вечерами приходит ко мне тюрьма.
И кажется - выберусь, прутья тугие согну,
А прутья сжимаются, крепнут - не выйду сама.
А моя печаль что смешной болевой комок,
Просто взять и выбросить, главное - ухватить.
Его голос жив и тогда, когда он умолк -
Мои строчки затихнут раньше, чем я их пить,
То есть петь, закончу. Стихи мои что вода.
Утекут незаметно, ни строчки не различишь.
Не оставят повода, свода, суда, следа -
Ничего, что с водой рифмуется. Ты - простишь?
И твое прощение мне что на сердце тишь...
понедельник, 14 декабря 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
09.12.2009 - по-моему, красиво.
Всю ночь накануне цитировали героев пьесы Зощенко "Свадьба" (кто смотрел "Не может быть", тот поймет
).
Первое что мне дали, разбудив утром, - шампанское. Потрясное, хотя голова потом болела дико.
По дороге в ЗАГС втроем выпили три бутылки
Дальше было все хорошо.
Торт я, к сожалению, не видела, но сказали, что был мавзолей, где вместо "Ленин" - "Леший" и черная "ауди" с номерами "Лена", которая врезается в его угол
)) Надеюсь, кто-нибудь мне покажет фотки. Но это надо хорошо знать маму и Лешу, чтоб понять всю прелесть такой композиции)))
Чуть-чуть плохих фоток
Всю ночь накануне цитировали героев пьесы Зощенко "Свадьба" (кто смотрел "Не может быть", тот поймет

Первое что мне дали, разбудив утром, - шампанское. Потрясное, хотя голова потом болела дико.
По дороге в ЗАГС втроем выпили три бутылки

Дальше было все хорошо.
Торт я, к сожалению, не видела, но сказали, что был мавзолей, где вместо "Ленин" - "Леший" и черная "ауди" с номерами "Лена", которая врезается в его угол

Чуть-чуть плохих фоток
суббота, 12 декабря 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Мне нравятся эти свободные минуты-часы... Только теперь понятно, как мало-мало их последнее время. Именно таких. Преподавательница сегодня не пришла к нам на пары, и можно три часа сидеть с ноутбуком в холле моего прекрасного РГГУ. Сидеть, ждать мероприятия, куда придут Прилепин и Котомин, ждать гостей...
Наш универ похож на что-то совершенно волшебное и нездешнее. Этот внутренний дворик между высоких стен, небо другое из этих окон, почему-то весеннее, как же хочется весны..
Скоро первая сессия, меняничтонеспасеттолькомногочудес, но мне так нравится учиться здесь, это лучшее, что можно было придумать!
У меня сегодня невезучий, но хороший день, моя жизнь сейчас в электричках и сказочных улицах, такая, что ощущение нереальности вечерами. Много и невероятно мало людей. Маленькая и огромная тайна. Редкая и вечная улыбка. Мне странно и сейчас очень - светло.
Наш универ похож на что-то совершенно волшебное и нездешнее. Этот внутренний дворик между высоких стен, небо другое из этих окон, почему-то весеннее, как же хочется весны..
Скоро первая сессия, меняничтонеспасеттолькомногочудес, но мне так нравится учиться здесь, это лучшее, что можно было придумать!
У меня сегодня невезучий, но хороший день, моя жизнь сейчас в электричках и сказочных улицах, такая, что ощущение нереальности вечерами. Много и невероятно мало людей. Маленькая и огромная тайна. Редкая и вечная улыбка. Мне странно и сейчас очень - светло.
вторник, 01 декабря 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Когда ночь на стенах, темно и не снятся сны,
Выхожу босиком на холодный пустой балкон -
Вою волком, шакалом в сторону полной луны,
Только боль не вмещается в вой. И я ставлю на кон
Свое счастье невестное. Выиграю - будет вдвойне,
Проиграю - и ладно... Проигранное не вернешь.
Настоящее чувство купается на глубине,
Там, где вечно не знаешь, выплывешь или умрешь.
И никто не узнает, какое оно: "не нужна".
Как оно разрывает, бессилит, безмолвствует, гложет,
Как в громадине города бегаешь ночью одна,
Чтобы просто увидеть того, кто без этого - может.
И никто не узнает, какое оно - горячо
От того, как целуешь ладонь в перекрещенность линий,
От того, как сплетение солнце пронзает лучом,
Уходящим из точки "любовь" в бесконечно любимых.
Я не знаю, как выразить, вынести это на свет,
Когда страшно до судорог, до неподвижности рук,
Когда вместо цепочки на шее затянут браслет -
И красиво, и тонко... а ужас поймет только друг.
Да и то не всегда. Я сегодня умелый актер,
Даже друг не заметил беды и зияющих ран.
Он схватил бы в охапку, быть может, и слезы утер.
Я умелый актер. И далась же мне эта игра...
Выхожу босиком на холодный пустой балкон -
Вою волком, шакалом в сторону полной луны,
Только боль не вмещается в вой. И я ставлю на кон
Свое счастье невестное. Выиграю - будет вдвойне,
Проиграю - и ладно... Проигранное не вернешь.
Настоящее чувство купается на глубине,
Там, где вечно не знаешь, выплывешь или умрешь.
И никто не узнает, какое оно: "не нужна".
Как оно разрывает, бессилит, безмолвствует, гложет,
Как в громадине города бегаешь ночью одна,
Чтобы просто увидеть того, кто без этого - может.
И никто не узнает, какое оно - горячо
От того, как целуешь ладонь в перекрещенность линий,
От того, как сплетение солнце пронзает лучом,
Уходящим из точки "любовь" в бесконечно любимых.
Я не знаю, как выразить, вынести это на свет,
Когда страшно до судорог, до неподвижности рук,
Когда вместо цепочки на шее затянут браслет -
И красиво, и тонко... а ужас поймет только друг.
Да и то не всегда. Я сегодня умелый актер,
Даже друг не заметил беды и зияющих ран.
Он схватил бы в охапку, быть может, и слезы утер.
Я умелый актер. И далась же мне эта игра...
воскресенье, 29 ноября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Мои недавно стриженые волосы
Не причесывай.
А просто – погладь рукой.
Я опять с перехлестом – слишком,
С перерывом – в слезы, с надрывом – в покой.
Я опять поменяла платье на твои глаза,
Так смотри же скорей, не пытаясь меня связать.
Ни с этим городом, ни с этой большой любовью,
Ни с моей рукой, ни с болью своей огромной
Не вяжи меня. Просто смотри – как есть. как я.
Без внутренних жизней, без мыслей, но просто – твоя.
Твое в красном, мое в темно-спокойном нутро.
Смотри, как за окнами стало светло к утру..
На плечи куртку – твою – и проспать весь день,
Проспать весь декабрь до голоса, зовущего:
- Джень-Джень-Дженннь….
А если не будет голоса – проспать всю жизнннь…
29.11.2009
Не причесывай.
А просто – погладь рукой.
Я опять с перехлестом – слишком,
С перерывом – в слезы, с надрывом – в покой.
Я опять поменяла платье на твои глаза,
Так смотри же скорей, не пытаясь меня связать.
Ни с этим городом, ни с этой большой любовью,
Ни с моей рукой, ни с болью своей огромной
Не вяжи меня. Просто смотри – как есть. как я.
Без внутренних жизней, без мыслей, но просто – твоя.
Твое в красном, мое в темно-спокойном нутро.
Смотри, как за окнами стало светло к утру..
На плечи куртку – твою – и проспать весь день,
Проспать весь декабрь до голоса, зовущего:
- Джень-Джень-Дженннь….
А если не будет голоса – проспать всю жизнннь…
29.11.2009
пятница, 27 ноября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Я слышала об облаках от белых птиц,
О птицах слышала от белых кораблей,
О кораблях - от моря белых волн,
О волнах слышала от ветра.
Перелей
мой белый стих в прозрачную бутыль,
Её в шкафу среди одежды спрячь,
И обещай, что он, когда бы ни пришел,
Моих стихов не сыщет.
Белый врач
нальет лекарство горьким лимонадом,
Я не хочу. Я не сошла с ума.
Я буду здесь. Пожалуйста,
не надо.
Я белый стих... Налей меня в бокал.
В его бокал. До капельки - храня,
И я прошу - чтоб он не знал. Не знал,
что этим вечером он будет пить.
Меня.
О птицах слышала от белых кораблей,
О кораблях - от моря белых волн,
О волнах слышала от ветра.
Перелей
мой белый стих в прозрачную бутыль,
Её в шкафу среди одежды спрячь,
И обещай, что он, когда бы ни пришел,
Моих стихов не сыщет.
Белый врач
нальет лекарство горьким лимонадом,
Я не хочу. Я не сошла с ума.
Я буду здесь. Пожалуйста,
не надо.
Я белый стих... Налей меня в бокал.
В его бокал. До капельки - храня,
И я прошу - чтоб он не знал. Не знал,
что этим вечером он будет пить.
Меня.
воскресенье, 22 ноября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
И что для меня, для тебя будет значить
Таинственный свет голубого огня?..(с)
И ничего давно не значит свет,
И я забыла даже слово «школа».
Но вот летит из прошлого привет –
В меня летит от прошлого осколок.
Оттуда, где бросали слово «жизнь»
Направо и налево, не жалея,
И где бежала снизу до вершин
Излюбленная школьная аллея.
И та, которая тогда меня ждала,
С которой песни слушали запоем,
С тех пор всё время без меня жила,
Однажды став Лирическим Героем.
Не знаю, кто приходит ей во снах
И чье письмо её сомненья рушит,
Пришла ли к ней та самая весна…
А может быть, потом случилась лучше.
И я давно привыкла без неё,
А в чем-то, может, даже стало легче.
Меня уже давно никто не ждет
И так не опускает рук на плечи.
И Боже мой, идет четвертый год,
Когда мы просто тени друг для друга,
И кажется, слова её вперед
Тогда смотрели. В самый центр круга.
Её стихи открылись мне опять,
Их так немного в мире настоящих.
Она искала повода не спать
И по ночам за всех молилась спящих.
15.11.2009
Таинственный свет голубого огня?..(с)
И ничего давно не значит свет,
И я забыла даже слово «школа».
Но вот летит из прошлого привет –
В меня летит от прошлого осколок.
Оттуда, где бросали слово «жизнь»
Направо и налево, не жалея,
И где бежала снизу до вершин
Излюбленная школьная аллея.
И та, которая тогда меня ждала,
С которой песни слушали запоем,
С тех пор всё время без меня жила,
Однажды став Лирическим Героем.
Не знаю, кто приходит ей во снах
И чье письмо её сомненья рушит,
Пришла ли к ней та самая весна…
А может быть, потом случилась лучше.
И я давно привыкла без неё,
А в чем-то, может, даже стало легче.
Меня уже давно никто не ждет
И так не опускает рук на плечи.
И Боже мой, идет четвертый год,
Когда мы просто тени друг для друга,
И кажется, слова её вперед
Тогда смотрели. В самый центр круга.
Её стихи открылись мне опять,
Их так немного в мире настоящих.
Она искала повода не спать
И по ночам за всех молилась спящих.
15.11.2009
пятница, 20 ноября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Я кончаюсь завтра, кончаюсь в шестнадцать:тридцать
Безнадежно выпита, вычеркнута во сне.
И отныне все, что с тобой без меня случится, -
Прошлогодний снег, прошлогодний снег, прошлогодний снег...
Не узнать, не вернуть..просто сжечь, навсегда запомнив,
Просто лучше стать. Не назло - вопреки - слезам.
И проклятой ночью, горькою и бездомной,
Через тьму поверить будущим чудесам.
Я кончаюсь завтра. Хватайте остатки смело
Прямо так берите, без очереди, ни к чему.
Осуждайте, с укором дышите: "Ах, как посмела
Посмотреть в глаза? Да из сотен тысяч - ему!"
Завтра я раздаю сердца, а двоим - ладони.
Мне ладонь с отпечатком губ его невтерпеж.
Календарь, облака и город...и вечер поздний -
Забирайте к черту! И музыку к фильму тоже...
Все раздам и придумаю новую: девушку-хиппи.
Или девушку-куклу... сейчас мне не все ли равно.
То, что я раздавала вчера - по глотку, по улыбке,
Было так же придумано мною когда-то давно.
Безнадежно выпита, вычеркнута во сне.
И отныне все, что с тобой без меня случится, -
Прошлогодний снег, прошлогодний снег, прошлогодний снег...
Не узнать, не вернуть..просто сжечь, навсегда запомнив,
Просто лучше стать. Не назло - вопреки - слезам.
И проклятой ночью, горькою и бездомной,
Через тьму поверить будущим чудесам.
Я кончаюсь завтра. Хватайте остатки смело
Прямо так берите, без очереди, ни к чему.
Осуждайте, с укором дышите: "Ах, как посмела
Посмотреть в глаза? Да из сотен тысяч - ему!"
Завтра я раздаю сердца, а двоим - ладони.
Мне ладонь с отпечатком губ его невтерпеж.
Календарь, облака и город...и вечер поздний -
Забирайте к черту! И музыку к фильму тоже...
Все раздам и придумаю новую: девушку-хиппи.
Или девушку-куклу... сейчас мне не все ли равно.
То, что я раздавала вчера - по глотку, по улыбке,
Было так же придумано мною когда-то давно.
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Раньше, услышав вопрос «чего ты боишься больше всего?», я всегда терялась. А после этого лета говорю, что самолетов. Но кроме того, именно они так сильно манят к себе. Смотреть на летящий самолет страшно и сладко, и уже непонятно, от чего больше бьется сердце. И, наверное, всё-таки три часа ужаса не сравнятся с морем воспоминаний о -других- местах, в которых я так редко бываю. Летели в Хорватию и обратно мы относительно спокойно, но на выходе из аэропорта (особенно в Москве) всё равно тряслись руки, потому что три часа ни на секунду не проходила дрожь, и мысли не переключались ни на что. А недели две после возвращения каждую ночь снились падающие самолеты и до сих пор, бывает, снятся.
У меня есть сейчас мой маленький блокнотик с воспоминаниями – там синей ручкой записана моя солнечная Хорватия. Мои полеты над островами, несколько страничек из брошюрки, ослепляющее небо и розовая сумка. Там было очень хорошо, и я всегда об этом помню. Так далеко и без всех. Так самостоятельно и одиноко. Так невероятно и невысказанно.
Я почему-то об этом до сих пор не сделала пост, хотя у меня давно есть текст даже в электронном виде, и не выложила фотографий, уже сто лет назад отобранных...
Но наверное где-то ближе к зиме, когда здесь от солнца не остается даже воспоминания, самое время открыть те странички и зажмуриться от тепла и воздуха. Слетать в такую замечательную концовку моего маленького лета...
У меня есть сейчас мой маленький блокнотик с воспоминаниями – там синей ручкой записана моя солнечная Хорватия. Мои полеты над островами, несколько страничек из брошюрки, ослепляющее небо и розовая сумка. Там было очень хорошо, и я всегда об этом помню. Так далеко и без всех. Так самостоятельно и одиноко. Так невероятно и невысказанно.
Я почему-то об этом до сих пор не сделала пост, хотя у меня давно есть текст даже в электронном виде, и не выложила фотографий, уже сто лет назад отобранных...
Но наверное где-то ближе к зиме, когда здесь от солнца не остается даже воспоминания, самое время открыть те странички и зажмуриться от тепла и воздуха. Слетать в такую замечательную концовку моего маленького лета...
четверг, 19 ноября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
"Я спиной к спине - тот же вроде бы,
А лицом к лицу - так вообще не я".
К.Арбенин
В черном омуте белой лилией
Расцветает во мне хорошее -
То, зачем выгибают линии,
Вылепляя из глины кувшин.
Воспитала его мама сказками,
Мама - нежностью, мама - сложностью...
Я хотела его разбрасывать,
Но внутри кто-то пел: "Держи".
Шли мгновения, шли столетия...
Я держала ночами длинными,
Защищала свое соцветие
От проталин и от мостов.
Но однажды пришла Волшебница.
И с бутона цветущей лилии
Для неё я (рукою, сердем ли?.)
Сорвала один лепесток.
Я дарила ей много нежности,
Хризантем и весенней светлости.
И она принимала бережно
Все смешные мои дары.
Но когда протянула вечером
Ей в ладошках простую лилию,
Она ласково и доверчиво
Мне сказала: "Оставь внутри".
Я оставила - и заплакала
Неприкаянно и несдержанно.
И тогда же решила намертво:
Никого больше не спрошу.
Но со мной тот, кто ветром выточен,
Кто меня возвращает к прежнему.
Он не дышит мной (я - обычная),
Но тот самый, кем я дышу.
И шептало мне сердце чуткое:
"Подари ему, подари ему...",
Я достала из старой курточки
Свой помятый больной цветок
Тихо-тихо просила - брось меня
Или лилию забери мою...
Он не слышит, не слышит, Господи!
Я мечусь и сбиваюсь с ног.
_________________________________________
Потеряла я громкий голос,
И слова, и весенний свет.
Увядает цветок на воле,
А тюрьмы ему больше нет.
А лицом к лицу - так вообще не я".
К.Арбенин
В черном омуте белой лилией
Расцветает во мне хорошее -
То, зачем выгибают линии,
Вылепляя из глины кувшин.
Воспитала его мама сказками,
Мама - нежностью, мама - сложностью...
Я хотела его разбрасывать,
Но внутри кто-то пел: "Держи".
Шли мгновения, шли столетия...
Я держала ночами длинными,
Защищала свое соцветие
От проталин и от мостов.
Но однажды пришла Волшебница.
И с бутона цветущей лилии
Для неё я (рукою, сердем ли?.)
Сорвала один лепесток.
Я дарила ей много нежности,
Хризантем и весенней светлости.
И она принимала бережно
Все смешные мои дары.
Но когда протянула вечером
Ей в ладошках простую лилию,
Она ласково и доверчиво
Мне сказала: "Оставь внутри".
Я оставила - и заплакала
Неприкаянно и несдержанно.
И тогда же решила намертво:
Никого больше не спрошу.
Но со мной тот, кто ветром выточен,
Кто меня возвращает к прежнему.
Он не дышит мной (я - обычная),
Но тот самый, кем я дышу.
И шептало мне сердце чуткое:
"Подари ему, подари ему...",
Я достала из старой курточки
Свой помятый больной цветок
Тихо-тихо просила - брось меня
Или лилию забери мою...
Он не слышит, не слышит, Господи!
Я мечусь и сбиваюсь с ног.
_________________________________________
Потеряла я громкий голос,
И слова, и весенний свет.
Увядает цветок на воле,
А тюрьмы ему больше нет.
пятница, 13 ноября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Мне так трудно со своей тишиной... Со своей безответственной безответностью. Не умею я разговаривать, правда не умею, правда уже тысячу раз пыталась учиться, но есть вещи, с которыми не получается. Или я так плохо хотела. Сколько ещё человек в жизни зададут мне это вопрос: "Ну что ты молчишь? Отвечай что-нибудь". Я могу письменно на тот же вопрос ответить столько всего... И теряюсь совершенно, когда надо произнести хоть слово. Теряюсь, впадаю в ступор, перестаю соображать, - я не знаю, как это называется. Мне всегда есть, что сказать... только письменно.
Так страшно, так много, так непонятно, как отвечать людям даже на самые нормальные вопросы... чтожеделатьчтожеделать..
Так страшно, так много, так непонятно, как отвечать людям даже на самые нормальные вопросы... чтожеделатьчтожеделать..
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Я так часто казалась гордой...
А зима снегом землю била.
Расскажи, подмосковный город,
как живет та, кого любила.
Ежедневно горела спичкой...
А зима руку набивает.
Огонек в телах электричек,
Расскажи, где она бывает.
Всё, что есть во мне, - только стойкость...
Но зима здесь метелью крошит.
Расскажи-ка, дом-новостройка,
Где найти мне её окошки.
Я, найдя, потеряла ключик...
И зима завывала где-то.
Я боялась зимы колючей,
А мы с ней попрощались летом.
А зима снегом землю била.
Расскажи, подмосковный город,
как живет та, кого любила.
Ежедневно горела спичкой...
А зима руку набивает.
Огонек в телах электричек,
Расскажи, где она бывает.
Всё, что есть во мне, - только стойкость...
Но зима здесь метелью крошит.
Расскажи-ка, дом-новостройка,
Где найти мне её окошки.
Я, найдя, потеряла ключик...
И зима завывала где-то.
Я боялась зимы колючей,
А мы с ней попрощались летом.
вторник, 10 ноября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Теперь внутри ни грамма старых песен,
Я выжгла их любовью до предела,
На волосок привязанность подвесив,
Обманывая детство взрослым делом.
Я расставалась кровью...внешне - дрянью,
Казавшейся глухой и лицемерной.
Ножами выскоблена из-под очертаний,
Я тоже убивала: в сердце веру.
Так всё закономерно и логично,
Случилось, как предсказывали люди.
И только в том банальная трагичность,
Что заливаешь ядом то, что любишь.
Но позже, возвращаясь к ноткам этим,
Я знаю - мир большой, а все же тесен.
Меня ничто не трогало на свете
Сильнее этих мной убитых песен.
Я выжгла их любовью до предела,
На волосок привязанность подвесив,
Обманывая детство взрослым делом.
Я расставалась кровью...внешне - дрянью,
Казавшейся глухой и лицемерной.
Ножами выскоблена из-под очертаний,
Я тоже убивала: в сердце веру.
Так всё закономерно и логично,
Случилось, как предсказывали люди.
И только в том банальная трагичность,
Что заливаешь ядом то, что любишь.
Но позже, возвращаясь к ноткам этим,
Я знаю - мир большой, а все же тесен.
Меня ничто не трогало на свете
Сильнее этих мной убитых песен.
пятница, 30 октября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Нике, о Нике и по мотивам стихов.
Разбито в черные осколки,
залито горькими слезами,
ночных кошмаров бестолковых
нельзя прогнать.
потянет море парусами,
случатся сотни разговоров,
и вдруг окажется не страшно
ни забывать, ни умирать,
ни быть забытой. встанут стены,
и будет дом для тех, кто брошен,
в нем будет всё для тех, кто ищет,
в нем будет воздух тем, кто искра
и не придется резать вены,
и твой любимый друг-художник
найдет людей на пепелище
и оживит, в объятьях стиснув.
я знаю, как бывает больно,
когда свободен, но не волен
и как родные руки режут,
и как тебя ломает скрежет
ключа в замке, когда уходит
твой самый лучший человек.
и снятся лестницы и скрипы,
и гнутся стрелки в перегибах
земного времени - и в годе
стареют вместе миг и век.
Когда людей рождало время,
тогда из времени возникла
полынным горьким стеблем Ника
глухую ночь сердечком грея.
а кроме ночи, грела холод
моих событий и ладоней
оттуда, где четыре года
бессониц детских и агоний
Её давно здесь нет. не пишет,
Тогда уход казался шуткой.
Её здесь нет, как будто лишней.
а до сих пор тепло и жутко.
Разбито в черные осколки,
залито горькими слезами,
ночных кошмаров бестолковых
нельзя прогнать.
потянет море парусами,
случатся сотни разговоров,
и вдруг окажется не страшно
ни забывать, ни умирать,
ни быть забытой. встанут стены,
и будет дом для тех, кто брошен,
в нем будет всё для тех, кто ищет,
в нем будет воздух тем, кто искра
и не придется резать вены,
и твой любимый друг-художник
найдет людей на пепелище
и оживит, в объятьях стиснув.
я знаю, как бывает больно,
когда свободен, но не волен
и как родные руки режут,
и как тебя ломает скрежет
ключа в замке, когда уходит
твой самый лучший человек.
и снятся лестницы и скрипы,
и гнутся стрелки в перегибах
земного времени - и в годе
стареют вместе миг и век.
Когда людей рождало время,
тогда из времени возникла
полынным горьким стеблем Ника
глухую ночь сердечком грея.
а кроме ночи, грела холод
моих событий и ладоней
оттуда, где четыре года
бессониц детских и агоний
Её давно здесь нет. не пишет,
Тогда уход казался шуткой.
Её здесь нет, как будто лишней.
а до сих пор тепло и жутко.
суббота, 17 октября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
"...и я -
только неопределенная форма
существования и бытия".
Максим Амелин
Я есть сейчас или мне только быть?
Мне быть хорошей, быть счастливой вечно.
Женой актера – музой, дочкой речи -
Носительницей языка санскрит.
Или потомков языка санскрит…
Носительницей праздников славянских,
Подругой времени в его кружащей пляске,
В его кругу, где всё идет по кругу,
Протягивать болезненную руку –
Давать возможность времени идти
И время не сбивать с его пути.
И страшными ночами нянчить слово,
От злого языка его храня.
И пусть оно потом убьет меня,
Я буду мамой маленькому слову
И прародительницей следующих слов.
Пусть и не первая, но где-то у основ…
Я вспомню память, землю призову
(Всегда была земля моей стихией).
И мне расскажут времена лихие,
Что я была, я много лет живу.
Я буду вору слов готовить месть.
Я буду… или всё-таки я есть?
четверг, 08 октября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Нет никакого греха, что бывает оправдан.
Только прощен, только выкуплен, только убит.
Подпись поставлена в книге космических граждан.
Подпись за каждое страшное книга хранит.
Росчерк за каждое смелое, каждое светлое,
Гелевой ручкой за каждую горечь и страх.
Свежей росой за ответное и беззаветное.
Кровью за тех, кто без лет и за тех, кто в летах.
Мне не давали, с рожденья не ставила подписи,
Господи, ты забыл или всё впереди?
Кто-то нечеткий, с крылами, с белеющей проседью
Ставит значок за меня и в прощенье горит.
Только прощен, только выкуплен, только убит.
Подпись поставлена в книге космических граждан.
Подпись за каждое страшное книга хранит.
Росчерк за каждое смелое, каждое светлое,
Гелевой ручкой за каждую горечь и страх.
Свежей росой за ответное и беззаветное.
Кровью за тех, кто без лет и за тех, кто в летах.
Мне не давали, с рожденья не ставила подписи,
Господи, ты забыл или всё впереди?
Кто-то нечеткий, с крылами, с белеющей проседью
Ставит значок за меня и в прощенье горит.
суббота, 03 октября 2009
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Что же так болит голова о прошлом,
Почему родной и далекий Катин дневник?
Те мосты, Москва, вечера и сердца в ладошках,
Всё равно, что будет, прожили только миг.
Подмигивал светофор - ну чего стоите?
Я ничего не видела выше крыш.
И когда приезжала летом в свой лучший Питер,
Небу кричала с крыши: "Прости! Простишь?"
Как были в городе улицы мне подвластны,
Всегда изгибались в сторону лучших мест.
Я, как Арбенина, двигалась "только на красный",
Знала, что юность вряд ли мне надоест.
Я измеряла время длиной прогулок,
Пространство - числом кафе, высотою стен.
Песни в ушах сливались с дорожным гулом,
Такая музыка лучшей казалась мне.
Что же мне внутри не дает покоя?
Что там было, чего не хватает здесь?
Я поздним вечером просто глаза закрою,
Могла жить "с", а значит смогу и "без".
Почему родной и далекий Катин дневник?
Те мосты, Москва, вечера и сердца в ладошках,
Всё равно, что будет, прожили только миг.
Подмигивал светофор - ну чего стоите?
Я ничего не видела выше крыш.
И когда приезжала летом в свой лучший Питер,
Небу кричала с крыши: "Прости! Простишь?"
Как были в городе улицы мне подвластны,
Всегда изгибались в сторону лучших мест.
Я, как Арбенина, двигалась "только на красный",
Знала, что юность вряд ли мне надоест.
Я измеряла время длиной прогулок,
Пространство - числом кафе, высотою стен.
Песни в ушах сливались с дорожным гулом,
Такая музыка лучшей казалась мне.
Что же мне внутри не дает покоя?
Что там было, чего не хватает здесь?
Я поздним вечером просто глаза закрою,
Могла жить "с", а значит смогу и "без".
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, и дышат на стекла, и пишут, что выхода нет©
Крошечной точкой - если смотреть с самолета,
Серым гигантом - если ты дышишь внутри,
Кажется город. Люди спешат на работу,
Все так же просто, как раньше. В дыму не горит.
Я, когда было четырнадцать, много писала.
Печатали сборники, кто-то их даже любил.
Кто-то любил... А мне всё казалось, что мало.
Выше хотела, летела, касалась светил.
Тогда ничего не боялась, себя не жалела,
Увидела цель - и препятствия взглядом сожгла.
Звенела в карманах какая-то вечная мелочь.
Я тоже звенела. Светила. Все время жила.
Все, что со мною сейчас, оно родом оттуда -
Люди, влюбленные в девочку, жившую там,
Книжки на полках, фигурки, цветная посуда.
Я открывала миры, открывалась мирам.
Все как тогда... Только пыль не протерта на полках.
Время застыло, и я вместе с ним замерла:
Я разучилась любить, разучилась работать,
Прошлое стерлось, а нового я не нашла.
Все, что я знаю, - остатки счастливого детства.
Верни мне, пожалуйста, Господи, тот интерес,
Возможность учить вечерами французский и шведский,
Способность влюбляться, меняться и силы взрослеть.
Любить оставаться одной, чтобы плакать ночами
О личном, о вечном и просто от множества дел.
Верни мое сердце, которое ровно стучало,
А если сбивалось, то только от ангельских стрел.
Я стала задумчивой, сделалась скучной и тихой,
Никак не узнаю себя и никак не найду.
И надо бы встать, наудачу пойти по тропинке...
А если накроет, настигнет, то пусть на ходу.
Серым гигантом - если ты дышишь внутри,
Кажется город. Люди спешат на работу,
Все так же просто, как раньше. В дыму не горит.
Я, когда было четырнадцать, много писала.
Печатали сборники, кто-то их даже любил.
Кто-то любил... А мне всё казалось, что мало.
Выше хотела, летела, касалась светил.
Тогда ничего не боялась, себя не жалела,
Увидела цель - и препятствия взглядом сожгла.
Звенела в карманах какая-то вечная мелочь.
Я тоже звенела. Светила. Все время жила.
Все, что со мною сейчас, оно родом оттуда -
Люди, влюбленные в девочку, жившую там,
Книжки на полках, фигурки, цветная посуда.
Я открывала миры, открывалась мирам.
Все как тогда... Только пыль не протерта на полках.
Время застыло, и я вместе с ним замерла:
Я разучилась любить, разучилась работать,
Прошлое стерлось, а нового я не нашла.
Все, что я знаю, - остатки счастливого детства.
Верни мне, пожалуйста, Господи, тот интерес,
Возможность учить вечерами французский и шведский,
Способность влюбляться, меняться и силы взрослеть.
Любить оставаться одной, чтобы плакать ночами
О личном, о вечном и просто от множества дел.
Верни мое сердце, которое ровно стучало,
А если сбивалось, то только от ангельских стрел.
Я стала задумчивой, сделалась скучной и тихой,
Никак не узнаю себя и никак не найду.
И надо бы встать, наудачу пойти по тропинке...
А если накроет, настигнет, то пусть на ходу.