Блюзы гор

Какой-то день чаевых сегодня, все рекорды побила. Мне не нравится, когда здесь оставляют чаевые, какая-то не та работа. Сразу неловко, но возвращать их тоже не принято. Не умею работать в классическом смысле и совершенно не понимаю, что такое "рабочие отношения". Очень русская черта. Может, поэтому и неловко: общаюсь с гостями как с друзьями, а когда оставляют чаевые, сразу вспоминаешь это "администратор-гость". Хорошо хоть идиотское слово "клиент" здесь не принято употреблять.
Но все равно больше всего люблю этот хостел даже не из-за гостей, а из-за девочек, которые здесь работают. У этого места много недостатков, но оно притягивает прекрасных людей, и мне, почему-то, всегда везет на такие места.
Как раз вчера с Янкой говорили о работе, о том, что многоденег, конечно, хочется на путешествия, на подарки, на то, чтобы просто сходить на каток, не выискивая, какой дешевле, на книги, да и вообще на то, чтобы жить в Москве. И все же сошлись на том, что обе не смогли бы работать только ради денег. Сидеть в офисе, получать свои N тысяч в месяц, делая то, что никому, в общем, не нужно, сосредатачиваясь только на N тысячах. Поэтому мне нравится работать с людьми, но иногда кажется, что я не для этой работы. Всё принимаю близко к сердцу, быстро привязываюсь, нервничаю, не очень-то умею решать трудные ситуации, медленно реагирую. И вот даже не знаю, что лучше: продолжать, иногда через силу, и при этом учиться всем этим вещам или найти то, что подходит мне больше, сидеть в одиночестве с чашкой чая и писать рецензии на книжки. Пока мне больше нравится вариант "учиться", хотя писать рецензии на книжки тоже очень хочется.
Я думала, с ноября по март будет совсем -несезон-, буду танцевать сальсу в ночные смены и посмотрю все на свете фильмы, укрывшись одеялком в гостиной. А вот нет. Оказывается, не только разные горячие латиноамериканцы, но и даже вполне себе французы, англичане, ирландцы и т.д. и т.д. жаждут отметить Новый год на Красной площади и испортить обувь, перепрыгивая балетными прыжками московскую грязь. Жизнь кипит, и теперь, наверное, можно добавлять целый параграф в резюме в графу "опыт работы". Что мне только не приходилось здесь делать.. Выставлять в одиночку двух наркоманов, разнимать вдвоем с Аней драку с бутылками и вести переговоры, пытаясь уладить все мирно, вручать гостям тряпки и устранять наводнение, забыть заказать девочке такси в аэропорт и в 4 утра в минус 20 выбегать в тонкой кофте на Петровку ловить машину, умудриться разместить 52 человека в хостеле, рассчитанном на 50, и молиться, чтобы одни гости проснулись и уехали раньше, чем другие вернутся из клуба и увидят, что их кровать занята, чинить компьютеры, души, раковины, локеры, научиться играть в Play Station и стать легендой в стрельбе из лука, естественно, оказывать первую, вторую и третью помощь пострадавшим от русской водки и многое-многое другое. Вспоминаю, как сначала стеснялась говорить по-английски, расспрашивать о чем-то гостей, устраивать мероприятия. Кажется, что теперь изменились гости, но изменилась, конечно, я. Сейчас больше чувствую себя хозяйкой квартиры, к которой приехали друзья, и всегда спрашиваю то, что мне интересно. Сканируя паспорт и заполняя чек, узнаю, почему человек приехал в Москву, как добирался из аэропорта, не зная кириллицы, что хочет увидеть. Теперь уже почти каждый уезжает, обнимая нас на прощание, и так часто говорят, что "вы лучший хостел", хотя у нас, ведь правда, нет ничего, кроме этой атмосферы. И я люблю людей, которым она важна.
Сегодня австралиец, которого мы учились понимать несколько дней, любитель рэгби и фильмов, принес нам букет тюльпанов для всех девочек-администраторов. Буду провожать его утром и никогда больше не увижу.
Вчера уехал в Турцию наш любимый сириец, ему всего 23, он из Дамаска и ездит по разным странам, потому что возвращаться в Сирию слишком опасно. Он пьет водку круглосуточно, на завтрак и ужин и при этом никогда не скажешь, что пьяный. Он говорит, что когда кто-то обижает нас, в нем просыпается "арабский террорист", и именно он дрался за нас с Аней с незваными гостями. А ночами, по многу часов, он разговаривает по скайпу с родителями и говорит мне, как ему грустно встречать Новый год далеко от них. Я говорю ему, что он похож на мишку, и с тех пор, проходя мимо, он улыбается и говорит с обаятельным акцентом: "Тамер — мишка!" Пусть он вернется к нам из Стамбула. Хотя лучше пусть он вернется к своим родным.
Самая добрая аргентинка Лаура так заразительно ругается англо-испанским матом, что даже когда она говорит серьезно, я, пута мадре, не могу не улыбаться. Однажды (конечно, в мою смену, потому что все беды происходят в мои смены) она поскальзывается на мокром полу и падает прямо на твердую плитку. В клинике говорят сотрясение мозга, она растерянно смотрит на разбитый фотоаппарат и жесткий диск, говорит, что на нем вся её факинг жизнь, и мне хочется сделать для нее всё, только бы она перестала быть такой растерянной и грустной. Она просит заправить ей кровать и говорит, что нигде, кроме России, не видела пододеяльников, поэтому запихнуть в него одеяло у нее занимает 10 минут. Я молчу о том, что вижу пододеяльники уже 21 год, но времени на запихивание одеяла у меня уходит ровно столько же. Через день, несмотря на запреты врача, она покупает билет и уезжает в Питер к своему бойфренду, на ходу проклиная русских мужчин и заодно себя, которую угораздило влюбиться в одного из них.
Я удивляюсь, как много иностранцев учат русский, мальчик-американец рассказывает мне про падежи и жалуется, что для того, чтобы произнести фразу "я вижу зеленую стену" ему нужно думать о падеже, переходности глагола, роде и числе прилагательного, одушевленности существительного, и заканчивает тем, что если обо всем этом правда думать, никогда не сможешь говорить по-русски.
Ахмед из Егпита -- самый настоящий пилот компании Egyptair, я никогда не пила чай с пилотом, и у меня к нему еще столько вопросов.
Лена, 28-летняя немка русского происхождения, заговорщицки спрашивает нас: "А если я перееду жить в Россию, у меня еще есть шанс выйти замуж?"
И мне уже почти нравится этот "эффект купе", когда можно повышать градус откровенности, зная, что всё это ненадолго.
А еще вчера я купила самые дешевые на свете билеты в Париж и везу бабушку в апреле.
И остался всего месяц до 11 февраля, когда большой Боинг полетит в Рим, и я вцеплюсь в мамину руку на взлете, и снова включу свои полетные песни, и "До свидания, мой любимый город"..

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Есть вещи, которые нельзя объяснить и удержать. Они просто катятся камнем с горы, и лучше отходить в сторону и не быть ни горой, ни камнем. Я не отошла в сторону, и камень снес меня на полном ходу, у самого подножия. А еще есть люди, которые умеют предчувствовать боль и знают, где нужно остановиться. Я всё время промахиваюсь и получаю на полную катушку. Это делает меня предусмотрительнее, и теперь я могу, по крайней мере, не заходить в слишком уж густые дебри.
Не люблю, когда мне врут, а потом боятся встретиться взглядом. Делают вид, что меня нет. Мимо с независимым и немножко виноватым лицом. Как будто было непонятно, что я все равно все узнаю. И что ложь я чувствую за сто верст. Нет, за двести.
Хорошо, что это уже было в моей жизни, и я могу просто идти вперед. Часть этого странного образа останется здесь, а в моем сердце ничего не останется. Я вольная птичка. В плену у самой себя, но больше ни у кого. Я счастлива и свободна. Всё будет, а это было не надо.

Мне кажется, это была не я там с тобой, и мне кажется, это нельзя пережить. Только играть эту роль смелой и сильной, но быть слабой и маленькой с теми, кого любишь, и значит, настоящей. Не чувствую себя взрослой и сильной, но мне нужно как-то общаться с этим миром. Как это старомодно -- думать, что замуж выходят раз и навсегда. Как устарело слово "единственный". Я поспорила с мирозданием, с тем, на чем держится мир, я поспорила с правдой и с любовью, и поскольку я все еще хочу, чтобы мой мир держался на этом, я наказана. Не жестоко, а заслуженно. Но от того не менее больно. Зима замораживает дыхание и бережет его, потому что сейчас мне незачем дышать. Моё дыхание хранится в облаках над городом, пронизано ледяным снегом. Его дыхание согревает не мои руки, и только остается кусать локти о том, как это правильно, как это было правильно с самого начала, и сколько боли было вколото в вены прежде, чем это стало ясно, как темный зимний день.
Я не вижу дня уже больше недели. Полярная ночь в моем глухом сознании. Совиный сон в то время, когда у всех дела, когда открыты книжные магазины, аптеки и автошколы, а потом, когда все, поскальзываясь, бредут домой, сидят в кафе, собираются в клуб, я просыпаюсь, говоря всем "Добрый вечер", медленно крашу глаза и начинаю работать. Я не помню, когда в последний раз у меня был дом. Помню, что был дом под звездами "Гнезда глухаря" на Большой Никитской и совсем не помню, когда был дом, "где нас по-прежнему помнят, жалеют и ждут". Когда был дом с вечерним чаем, дом, где с тобой разговаривают, спрашивают, как дела. Я ловлю себя на том, что уже 4 года не спала дома больше семи дней подряд. Совсем потерялась. Совсем потерялась.
И вот я пишу это, и наступает утро. Я сижу на работе в гостиной, забилась в угол дивана, ноутбук на коленках. Все просыпаются, спрашивают: "ты когда-нибудь вообще спишь?" Утренняя суета, все хорошие и знакомые, как большая-большая семья. Мальчик с Украины угощает завтраком. И я благодарна за то, что они все есть, и мне хочется плакать и кричать: "Вы мне не семья, не хочу вас видеть каждый день, устала!" Мне надоело отовсюду бежать, хочу дом, пусть я там буду одна, в этом доме, буду своей семьей, буду спрашивать, как у меня дела и писать дневники. Только бы можно было перетащить туда свои вещи: гору одежды, афиши и фотографии со стен, переносные колонки, книги и ноутбук. Больше ничего не возьму. Только бы не говорить "Доброе утро" чужим людям, не быть с ними вежливой, не делить с ними кухню. Только бы иметь свободные вечера и просто идти в театр или кино, не планируя заранее. Сейчас только под "Белую гвардию" я составляю себе график, чтобы был выходной в день концерта. А во все остальные вечера, когда происходит что-то интересное, я работаю, работаю, работаю..и жизнь бежит к Новому году, а в новогоднюю ночь я тоже работаю. Буду Снегурочкой, буду улыбаться и развлекать наших иностранцев. И мне все равно.

Что скажут нам наши мудрые взрослые женщины
В день, когда нам померещится белое платье?
Скажут: любви не так много, как было обещано.
Надо хранить ее, чтобы потом не заплакать.
Наши волшебницы, знавшие тайные ноты,
Знавшие нас, дочерей своих ветреных песен,
Скажут: не думай, зачем ты, но знай всегда, кто ты,
И не сражайся, когда тебе враг неизвестен.
Те, кто нас бережно, бархатно вел за собою,
Мы же их выбрали сами и сами любили,
Знают, предчувствуют, как мы согнемся от боли,
Как зазвенят и сломаются первые крылья.
В день, когда мы, проиграв, упадем на колени,
В день, когда выступят первые вечные шрамы,
В день, когда первое будет казаться последним,
Что скажут нам наши мудрые взрослые мамы?

05.12.12

А я-то думала, мой самолет долетел.
Ошиблась. Не зря никто не хлопал в ладоши.
Он всё еще медленно падает в эту метель,
А я горю, задыхаюсь от нервной дрожи.
Он просто не мог случиться, вчерашний день,
Начало самой праздничной зимней сказки.
Я падаю, падаю, падаю в эту метель,
В которой смешались слова наши, взгляды, краски.
Меня в этот вечер чья-то несла рука
И за плечом стоял кареглазый ангел.
Мой самолет висит в штормовых облаках,
Он так и не понял, лететь ему или падать.

Я так счастлива! Как хорошо жить в спокойствии и уверенности, зная, что всегда можно положиться на себя и что уже никто не может заставить тебя нервничать так, как когда-то. К нам приезжали французы, 21 человек, я очень по ним скучаю. Они студенты, совсем маленькие, им по 16-17 лет, и три руководителя с ними. Самый старший Патрик (с ударением на "и", конечно) с мудрыми глазами. Серьезный и спокойный, но разрешивший раскрасить себя на Хэллоуин, под вопли восторженных учеников участвует в конкурсе "достать из таза с водой яблоко без помощи рук". Естественно, у него получается, он дает мне визитку, говорит, чтобы я повесила на нашу стену его фотографию, и обещает, что приедет к нам со своей семьей. Средний, Стефан, приглашает меня в Лилль, узнаем, что мы оба есть на couchsurfing и очень радуемся. И самая молодая, очень красивая Софи, которая терпеливо говорит со мной по-франузски по слогам, и я с удивлением выясняю, что понимаю даже быструю речь и ничего не могу сказать. Поэтому я повторяю за ней так же по слогам и жду скорее новых французов, чтобы не потерять навык. А 18 студентов ходят гуськом, держатся друг за друга; если смотрят вечером фильм, то или все, или никто. Идут спать в одно и то же время. Встают ровно в 8 утра, как раз когда кончается моя смена. Они -- гурьбой в душ, я -- ползком спать. Целыми днями ходят по Москве, с восторгом рассказывают о цирке, да вообще обо всем рассказывают с восторгом. Когда уезжают, обнимаю всех 21 и почти реву, это невозможно, и снова в одну секунду становится тихо и пусто.
Я не могу, когда люди уезжают, сразу чувствую себя такой беспомощной и маленькой. Мне хочется вместить всех. Я совершенно не могу представить, как буду прощаться с теми, кто живет сейчас. Как можно попрощаться с моим любимым британцем Тони, который приехал сюда работать, и каждое утро и каждый вечер он включает скайп и нежничает по-английски со своими маленькими дочками. А мы с девочками сидим за ресепшн и умиляемся, слушая эти его "Sophie! Sophie! This is papa! Where's Emily? Sophie! Emily! Papa's here!" Он такой милый-милый-милый, типичный британец в самом лучшем смысле. Ему сильно продуло спину, мы даем ему мазь и говорим закутаться в шарф. Он хромает и так смешно говорит, что это "typically Russian pain, I've never had it before", а мы ругаем его за то, что он выходит курить на улицу в распахнутом пальто и тапочках. Сегодня после расспросов про его спину и доктора он говорит мне "thanks, princess", и я чувствую в этом, как сильно он скучает по дочкам.
Все эти люди проходят сквозь мою жизнь, как случайные прохожие на большом проспекте, но они навсегда остаются со мной, потому что у меня слишком хорошая память.
Я так счастлива быть здесь, говорить с ними, печь чизкейк, смотреть фильмы, наконец-то я чувствую, что жизнь открывается, расширяется и иногда улыбается.
Я настолько устала за последние 3 года и настолько не хочу больше этой усталости, что могу даже носить эту забытую тобой здесь футболку. Могу ходить в ней, спать в ней и не думать о том, что это ты когда-то здесь ее оставил. Как будто ничего не было.
Дедушка с бабушкой отмечают 45 лет со дня свадьбы, мне вот никогда бы не пришло в голову выйти замуж в ноябре, я еду к ним на край света в ближнее подмосковье, там уже три внучки, три моих двоюродных сестренки, и все какие-то грустные, особенно бабушка. А дед сквозь выпитое и сквозь сон вдруг говорит мне: "Кристина, вот ты никогда не била бабушку, что же они так, поговори как старшая сестра, ведь уже никто не знает, что такое уважение, бабушка плачет, обижают ее...". И я чувствую, как проваливаюсь в бездну, потому что я в свои 21 совершенно не знаю, что сказать этой маленькой 12-летней девочке, которая выше меня ростом и больше меня в три раза, я не знаю, как объяснять, что такое "жалко бабушку", как объяснять это в 12 лет, когда никто и никогда раньше этого не объяснял. Я только понимаю, что однажды в тебе что-то ломается, и ты вдруг понимаешь, как коротка жизнь. Вдруг понимаешь, что дедушке 72, а бабушкам 70 и 63. А папе 44, и маме вдруг 40... И только вчера они были совсем молодые, что и бабушку не назовешь бабушкой, и маму -- мамой. А теперь ко всем просто просыпается такая жалость и нежность, и не знаешь, куда ее деть. Только этого никогда не объяснишь 12-летней сестренке, которая может сказать бабушке "дура", и мне только страшно за то, что однажды она не успеет попросить прощения.
Столько событий и мыслей живут во мне, столько жизни живет во мне.
А еще я счастлива, потому что скоро, так скоро снова "я покидаю столицу", я лечу вверх швейцарскими авиалиниями, одна с легкой сумкой. Только бы виза была в порядке, и у меня снова будет целая Земля под ногами, и я наконец-то увижу океан...

Я не знала, где Вы, но была там же, где Вы, а так как не знала, где Вы, то не знала, где я — но я знала, что я с Вами.

Марина Цветаева, тетради.

Как я хочу забыть то, что со мной случилось. Я хочу забыть это полностью и навсегда, просто вычеркнуть из жизни 3 года, несмотря на всё хорошее, что в них было. Я бы хотела, чтобы этого никогда не случалось. Мне снова кажется, что не выбраться, что я тону, улетаю в черную пустоту, у меня нет причины жить. Я не хочу обратно в жестокую нудную депрессию, но я не могу все время жить на износ только для того, чтобы не успевать думать о плохом. Меня тянет снова упасть в кровать и не вставать никогда, но я знаю, что нельзя, что можно наделать глупостей в этом состоянии.
Наверное, я просто отдала всю энергию сегодня, потому что мне так хотелось, чтобы к концу всё стало лучше, и оно правда стало. Люди оживились, хоть их было и немного, и появилась улыбка. Я уверена мои два часа сжатые кулаки хоть капельку, но помогали.
Я хочу заснуть надолго и, проснувшись, не помнить свою жизнь "после". Не хочу помнить это, я бы всё изменила, если бы могла. Не хочу помнить даже имени.
Единственное, чего я хочу, это быть всегда в пространстве, где я и она рядом, друг напротив друга, я хочу забиться в угол и сидеть там на полу возле нее, не говоря ни слова, как будто меня нет. Я хочу сделать что-то, чтобы стать чистой, исповедоваться перед всеми, кому было плохо тогда из-за меня, а потом забыть этот кошмар, и чтобы все его забыли. И вернуть самое дорогое, что было у меня, то есть начать заново, и сидеть, сидеть там на полу в том пространстве, где она. Я так сильно этого хочу, что мне кажется, я могу поджечь море, потому что сердце горит, и постоянно поднимается температура. Хочу так сильно, что могу дотянуться до Бога, чтобы просить его, но я знаю, что даже у Него здесь недостаточно сил.

Я не знала, где Вы, но была там же, где Вы, а так как не знала, где Вы, то не знала, где я — но я знала, что я с Вами.

Марина Цветаева, тетради.

Осенью нужно прощаться или жениться.