Земляничный снег в лесу этой странной Арктики падал на лицо, на волосы и на новое пальто. Совсем в другой реальности самые лучшие люди ложились спать, а я пила чай за окном тепла и бросала лед в мамино шампанское. Меня приглашали на самые чудесные встречи, и я разрывалась напополам, но везде успевала, влюблялась в новых людей, думала о них ночами, слушала всё время песню "Дженни" и недоумевала - как я так умудрилась... Но лучше и не начинать - тогда быстрее пройдет, лучше читать "Шинель" и восхищаться образом Питера, а все остальное не для дневника и даже не для моих мыслей.
На этом свете со мной постоянно есть, постоянно случается моё сестринское Чудо с вишневыми косточками в голосе, и нас очень скоро опять будет трое, и мы уйдем в самый дальний угол того таинственно звездного кафе и никому не отдадим нашу старшую и самую любимую. Я возьму линейку и измерю время, удивлюсь, куплю с радостью линейку покороче, а после зачеркну очередной день в карманном календарике и выйду на "Марксистской", чтобы у моей Великой Любви всё было хорошо.
Я запутаю всех, кто будет меня читать, непонятными словами и оборотами - и тому, кто не знает, будет неинтересно, а кто знает всё - увидит эти образы в пределах трех измерений и улыбнется.
И ярко-красная печаль станет одним сердцем, и я когда-нибудь поговорю с собой по душам и пойму - Jenny или, всё-таки, нет. Пока я боюсь себе в чем-то признаваться и откладываю разговор. Может, дотяну до весны. Тогда проблемы будут повернуты в другую сторону и независимо от того, Jenny или не Jenny, я просто должна буду поступать в институт. Потом от разговора всё равно не отвертеться, но потом, может, забудется, может, изменится, а может и просто пройдет...